• Rammstein Тилль Линдеманн
• Тилль Линдеманн И Лобода

'Я не знаю' Зачем поздно так пробуждаюсь? Зачем рано так засыпаю? Сам себе так положил, Одиночество хранил. Я так живу почти что вечность, Но не спешу я в бесконечность.

Перебродившее вино, Я стол на ножке, на одной, Как будто рыба без воды. Я глажу руки молодых - Внимания не обращают.

Запал мой даром пропадает. А выбор - лишь увядшей плоти Так мне женой 'измену' строить? Спит седина уж на висках, Куплю любовь себе в портах. Некрасивым - жить красиво.Красота шагнула мимо. 'Девушка мертва' Лежит На дерево похожа. И нет ей гроба вместо ложа. Возле леса хладный труп, Стала жертвой своих рук.

Глаз живых потухший свет, Умерла в семнадцать лет. 'Суеверие' Из моего глаза выпадает ресница. Я желаю, чтобы Она была мертва, И ее никогда больше здесь не было. (умысел)' Ружье я в руки взял, Его я зарядил.

Ты обезглавлен стал - Увидел я сквозь дым. Они колотят в дверь И схватят как попало Невинен я, поверь, Оно само стреляло 'Ребенок соврал по необходимости' Малыш соврал, так нужно было. Колени, наказав, сломали, Язык схватив что было силы Его. С гортани дружно рвали. Выдрали язык из глотки, И к хребту смотали плотно. Его так спрячут, а потом Закроют в грешном теле том. Малышка, в костылях страдая, Несет свой крест, в спине сгибаясь.

Цветет на ней миндальным древом, На коже серебрится пеной. Придется в корень им забраться И голос выкрасть постараться. Обворованный обманом, В жизни больше не солгал он. Он просто, руки наложивши, Умер, самозадушившись. 'Нож' Как море плоть моя мертва, Что рождает гавань в муках. Каждый день, в урочный час Рядом, чтобы снова мучать На своей галере смертной Птица в белом приплывает.

Готов убить, лишь стань моею. Но клюв грифона, он сверкает, А когти - ножниц всех острее Бросит якорь, петь начнет. Кораблик мой, бумажный мой Звоном лезвий полоснет. Зовет холодная вода. Кто споет со мной?

Так стал бояться я Ножа. Стекает кровь из мачты той, Что в груди у пожилой. Лишь солнце ей начнет сиять, Я вместе с ней начну рыдать. В холоде плывем и плачем.

Отец при жизни хотел, чтобы его сын стал поэтом, и, в сущности, так и произошло: вокалист не только является автором песен группы Rammstein, но и выпустил сборник своих стихов «Messer» («Нож»). В 2016 году вышел сборник стихов Тилля Линдеманна «В тихой ночи», который приняли в немецком литературном кругу – фронтмен немецкой группы получил положительные отзывы в свой адрес. Тилль Линдеманн. В тихой ночи. Лирика Тилль Линдеманн, Rammstein, стихи, лирика. Название поста и есть название сборника). 2 октября 2013 года - дата выхода нового сборника стихов Тилля Линдеманна. Новая книга называется In stillen Nächten (В безмолвии ночи).

Голод в гулких бочках пляшет. Разрежут, чтоб пожрать меня, И я всю жизнь боюсь ножа. Лишь солнце мне начнет сиять, Нет никого, Кому рыдать. 'Толстый и тонкий' Слабо дуют ветра любви. Целует мужчина толстую женщину. Душа скрыта глубоко в воде, И женщина получает все, чего добивается.

Ты молода, Я мил (симпатичен). У меня есть мягкая двуспальная кровать, Каждому кораблю нужна гавань, Почему же ты не хочешь спать со мной?

Я не молод, Ты не мила (симпатична), Я уродлив, а ты толста. Но в шторм хороша любая гавань, А утром ты выглядишь отдохнувшей (посвежевшей) 'Бабушка' Я лежу у тебя в ногах, В постели, как на смертном ложе. Ты никак не найдешь упокоения.

Я смотрю, как ты умираешь, Меня бьет дрожь от скуки. Я связываю тебя бельевой веревкой Буду любить тебя до самой смерти Должен стереть с тебя жир (грязь) Потом я лягу на твою кожу сверху Я двигаюсь в такт, кровать громко скрипит Я складываю стихотворение потомка Сжимая горсть морщин (в руках) Зад и спина стираются в кровь, А так же она течет изо рта. Ты никак не найдешь упокоения.

Я закрываю тебе рот и глаза. Нос, пересохший от дыхания Зажимаю прищепкой для носков (бельевой). После тебя нет наследства, Так что умирай как можно скорее. Твое сердце бьется слабо, Мое сердце бьется громко. Жизнь покидает твою оболочку, Но до самого погребения Я буду твоим любимым внуком. 'Кулак' Каждую ночь в один и тот же час Мальчик касается моего сна. Подводит свою лошадь к моему рту.

Я поведу ее ласково за уздечку. Зверь великолепной крови Благороден как свой хозяин. Происходит из лучшей конюшни, Безупречной тренировки. Юноша бросает мою похвалу на кровать, Изгоняет стыд и обиду по углам.

Срывает свои звезды с ярлыка, И швыряет их в красивую пегую лошадь. Лошадь встает на дыбы передо мной.

Юноша до сих пор смущается. Пена течет по передней ноге. Я сажусь верхом и обуздываю ее. На ее боках спит март, И грива спутана как (клубок) лески. Показывает мне место в моем сердце, Куда не заглядывает женщина. 'Доброе утро' Он поднялся с постели.

Пошел в ванную комнату. Долго смотрел на себя в зеркало. Затем перерезал вены И лег под стол умирать.

Девушка сказала, что он Слишком стар для нее. 'Моя мать слепа' Акне и Розацея бежали рука к руке По моей нежной коже, По нетронутой земле. И ради удовольствия сожгли ее. Мой отец говорил мне: Милый ребенок, поверь раз и навсегда - Женщина, которая возьмет тебя в мужья, Сама некрасива или слепа. Я не смотрю в зеркало. Я несу факел на лице.

Я одинок, но не один Акне и Розацея всегда будут со мной 'Туман' Когда туман поднимется с лугов, Я разрежу себе кожу. Две нити под ключицей - Я впускаю белое море. Я выкалываю себе глаза.

Без окон дом. Красиво проламываю себе череп, Потом начинается снег и мой мозг замерзает. Ради удовольствия (потехи) разрубаю себе грудь, Начинается дождь, мое сердце намокает1. Вскрываю свои толстые вены И дарю тебе букеты красных слез. Я отрезаю, как лист бумаги Кусочек от себя каждый день. Я кладу кусочки тебе на лоб, Топлю их в твоем мозгу, Пока не стану крохотным и совсем маленьким, А потом влезу в твое тело. Я залезу на твои груди И мне откроется вид.

Вскарабкавшись на твои губы Я смогу целовать твой язык. Родинка на твоей ноге Станет моим маленьким островком, Маленький шрам станет моим гнездом. Я крепко держусь за волоски, Когда ты надеваешь светлое платье. И плачу, когда ты читаешь сказки.

'Приходи, я готовлю тебе суп (блюдо)' Приходи, я готовлю тебе суп (блюдо) Из желаний падающей звезды, Из поцелуев и пота на бедре, Из слез из-под зада. Я сгибаю на тебе каждый волосок, Бросаю свой якорь в твое море, И глубоко в сундучке моей души Заключаю в плен твой портрет. Хочу затащить его в мое сердце, Глубоко запереть в мое тело. 'Big in Japan' Эта грустная история О мужчине, представшем перед судом За то, что под своим плащом Прятал гантель на яйцах, Которая служила ему для того, Чтобы пугать маленьких детей. Он вставал перед детским садом, Малыши пристально смотрели на него. Он распахнул пальто, Чтобы показать свое мастерство. Девочки засмеялись, его позоря, Тогда он добавил еще три килограмма.

Таким тяжелым его груз никогда еще не был Мошонка оторвалась, 'артист' закричал. 'Страсть' Она меня еще ни разу не обманывала.

Я знаю, что она меня никогда не покинет. Она сплела сеть вокруг меня, Держит меня крепко тысячью рук.

Она пришла, когда у меня ломался голос. Ее колыбель - это моя рука. Вечерами я засыпаю с ней, Но она со мной не в родстве. Она трясет меня и оставляет замерзать, Не знает ни сострадания, ни жалости. Она подобна влажным зверям, Но у моей страсти нет имени.

'Удача' В жизни бывают и хорошие часы. Я нашел на пляже рыбьи глаза, Пришью их к своим глазам.

Теперь смогу видеть тебя под водой И всех пестрых морских змей Доставать из твоего прекрасного черепа. 'Кладбище' Когда мой отец был еще жив, Он с удовольствием рассказывал военную историю: Осколок гранаты сквозь шинель вошел ему в спину, И его не могли удалить.

Дескать, он был слишком близко к позвоночнику. С годами шрапнель сместилась между лопаток - В большой гнойной опухоли. Я устал, мне плохо, И я все еще не нашел эту вещицу. 'Кладбище' (2) Нашел Большой металлический обломок - Совсем черный. Притащу себе отсюда вещь для открывания писем - Мне снова хорошо. Рассказывают, что кто-то раскопал могилу одной роженицы И после себя оставил все развороченным. 'Тяга к дальним странствиям' Горсть опилок И ворона на крыше.

Я сам себя выкопал, Осталась глубокая дыра. Горсть розовых лепестков Сыпется дождем в глубокую дыру. Там поют: 'Ах, вернись!'

- Мое рождение так великолепно. Племя диких обезьян Молится, перебирая четки.

Я вынимаю кинжал из ножен Меня жрет толстая крыса С вороном на плече, И песнями из утробы крысы. Я заставляю ее бока дрожать от страха И пожираю ее кишки.

'Мой добрый корабль' В большом плавании Нашел свою гибель. По воле случая утих ветер, И теперь уносит его течением.

Судьба пока не дает ему опрокинуться, Но позволяет тайком пробраться страху. Порваны канаты, Такелаж давно разбит, Сбежали даже вши и крысы, Матросы повесились на мачте Или спрыгнули за борт. Я оставляю последнюю надежду, Зарезался бы, да нет ножа, Разделил бы боль на кусочки. Но судьба не торопится, И нет вокруг ни островка, Ждет, когда я встану на плавучий лед И, жалкий, там погибну 'Неле' Не делай этого, Не трогай это, Потому что можно обжечься. Не делай этого, О, оставь это. Это причинит боль, и ты будешь плакать.

Едят пищу, Которая испортилась, И не обращают внимания на плесень, И на смрад. И лижут огонь из лопнувших шрамов, И знают в конце концов, что все больны. Только осторожней. О, не делай этого, Ах, оставь это.

Мой страх за тебя так силен, Но, заключенный в слова, кажется маленьким. Даже ржавчина на моей шкуре Пусть будет тебе золотом и серебром Мой ребенок, чтобы с тобой не случилось беды, Я стал бы жрать дерьмо, Я стал бы пить гной, Разрешил бы посеребрить себе зад, Чтобы на это серебро покупать тебе кукол. Только осторожней. Не делай этого, О, оставь это. Не нужно мерзнуть, чтобы почувствовать, Что болезнь приходит сама собой. И только боги могут касаться тебя, И всегда я буду с тобой, Всегда я буду с тобой, Буду с тобой.

Вот уже есть перевод, но в стадии разработки. Буду оперативно выкладывать переводы. Перевод подготовлен специально для сообщества (кроме отдельно оговоренных случаев) - Предисловие Александра Горькова Одно из наиболее ранних стихотворений Тилля Линдеманна, написанное в 1972 году, называется 'Щелкунчик'.

Автору тогда было 9 лет. Вот это стихотворение: Он легко расщелкивает любой Орешек Если какому-то не хочется - Все равно придется.

Отец Тилля, ныне покойный детский писатель Вернер Линдеманн, включил стихотворение юного Линдеманна в автобиографический роман. Тилль уже в детском возрасте обозначил мотивы своего творчества: страсть, безжалостность, упорство, раздробленность, фатализм. Несколько лет тому назад я спросил Тилля, пишет ли он по-прежнему стихи - независимо от текстов группы Rammstein? Меня настолько впечатлило стихотворение о Щелкунчике девятилетнего Тилля, что я тут же вспомнил его сборник стихов «Messer», вышедший в 2005 году. Прочитав его, я, как мне показалось, нашел хрупкую связь боготворимого многими фронтмена и пиротехника между бытием внутренним и внешним.

Я никогда не считал Rammstein рок-группой - для меня они всегда были деятелями искусства: к стихам Тилля добавляются полыхающие огонь, радость, гнев и музыка. Даже музыка здесь следует за невероятными поэтическими сплетениями. Если вы видели Rammstein в Париже или Хьюстоне, если вы видели, как многие тысячи людей показывают пальцем на Тилля и ревут на немецком «Du hasst mich», то перед вами встал бы вопрос некоего особого универсального языка. Какой современный немецкий поэт пишет стихи, которые в Мюнхене или Берлине понимают так же хорошо как в России, Мексике, Франции или США? Прежде, чем мы встретились в Берлине, папка со стихами Тилля уже лежала на моей кровати в отеле.

Он позволил мне их прочитать. Мы тогда не сказали ни слова об этих стихах. Тилль постоянно обращается к теме природы, в лоне которой он вырос, к ее покою. Для выражения тишины лесов и озер он находит выражения, которые хочется тут же записать, и от красоты которых хочется что-то оставить себе. Так это начинается.

Потом появляются еще стихи. Приливы и отливы. Громкие и тихие. Мягкие и жесткие. Стихи в этом сборнике звучат как царапание по льду в холодной ночи. Тут есть настоящие монстры, комические битвы, откровенная грязь, немного мясорубки - и опять, и снова нежные зарисовки.

Можем ли мы так сказать о стихотворении «Zärtliche Cousinen, Teil III»? Поэзия Тилля выражается в словах тихих и бурных, в сбивчивых, кажущихся хаотичными, потом внезапно выравнивающихся строках, поэтика Тилля в деликатнейшем подборе противоречивых понятий: Тихими ночами мужчина плачет, Потому что вспоминает.

Как-то долгим вечером я прочел эти и другие строки актеру Маттиасу Брандту. На следующий день Маттиас написал мне по электронной почте: «Самое интересное в этих стихах то, что вряд ли кто-то догадается, что их написал Тилль Линдеманн. При этом в них столько же глубины и юмора, как и в текстах Rammstein. Эти стихи удивительны. Для актера они являются своего рода раем. Они звучат так, как будто кто-то сорвал тексты песен Rammstein и положил их под цветочный пресс.

Линдеманн - гербарий чистой воды.» В стихах Тилля мы видим людей обнаженными; одержимыми похотью, одинокими, в презрении и ненависти. В конце концов, думал я, перечитывая стихи раз за разом и сортируя их, они об одном и том же: все о том же наносящем раны самоутверждении. И вот за этой мантрой из НЕТ находится огромное, настойчивое ДА. В лирических героях Тилля мы узнаем тех, на чьем творчестве он вырос - Бертольд Брехт, Конрад Фердинанд Мейер, Готфрид Бенн. И мы узнаем в этих историях (потому что в небольших стихах подчас содержатся почти эпические истории) героев сегодняшних дней - писателя о катастрофах современной жизни швейцарского журналиста Эрвин Коха, чья «Wahre Geschichten» под названием «Что делает жизнь с любовью» - одна из любимых книг Тилля.

Некоторые читатели, возможно, захотят, чтобы мы отредактировали тексты более тщательно, потому что некоторые из них кажутся чуть ли не формальным нарушением общественного порядка. Кто хочет, тот найдет: изломанные рифмы, ломаный ритм, то и дело мнимо непроизвольная перестановка звуков. И содержание: сексуальная эксплуатация, дискриминация по возрасту и в целом: кто хочет почитать благолепные стишки, тот будет до слез разочарован.

Но кто хорошо вчитается, тот останется доволен. Он обнаружит, что лирический герой этих часто яростных текстов преподносит читателю или читательнице свое нежное сердце чуть ли не на тарелке. Я описал Тилля как Кинг-Конга современной немецкой культуры. И в этих стихах непокорный, но слишком чувствительный зверь мечется по городу со своей любимой блондинкой в лапах или, если хотите, последний герой боевика о пиратах скитается посреди мирового океана. Кто бы ответил на просьбу Кинг-Конга о любви? И ответил бы любовью? Зверь должен умереть.

Ответ Тилля, и в этом случае ответ всей группы Rammstein, будет звучать только так: я разочарован. Для монстров подобного вида, о которых рассказывает в своей книге Тилль, подходит высказывание несравненного Жоржа Сименона. Я обнаружил это высказывание до встречи с людьми, у которых было кое-что общее: их трагическая, смешная и всегда разрушительная борьба с несчастиями их бытия: «Человек настолько плохо приспособлен к жизни, что он мог бы сделать из себя сверхчеловека, если бы видел в себе виновника, а не жертву.» Да, добавить здесь больше нечего. Но, конечно, мы продолжали работать вместе с Тиллем над книгой, но то были уже мелочи, упущения, новые заголовки. Я был с Rammstein летом 2012 года на протяжении нескольких недель в Соединенных Штатах, когда писал репортаж для SZMagazins.

Кроме палящих жаром концертов я помню еще и патологическую застенчивость Тилля при внезапной встрече с фанатами. Так же как и его панику при встрече с журналистами. И я помню не менее жаркие вечера с Тиллем на побережье Тихого океана, в Денвере, Далласе, Фениксе и Сан-Антонио. Странные крошечные птички из пустыни заглядывали нам в глаза из-за края барной стойки в бассейне. Был ледяной Budweiser, которым мы уже потели еще до того, как выпить. Тилль тихо прочел несколько строк, глядя в свой ноутбук, пощелкал клавиатурой, удовлетворенно оскалился и прочитал еще раз, на этот раз громче. Я сказал: «Второй вариант как-то лучше, короче.

Но мне интересно почему». Тилль: «Потому что теперь тут нет рифмы.

В конце стихотворения теперь нет ритма. И это хорошо». Работу над книгой мы завершили в начале лета 2013 года на кухне в Мюнхене-Швабинге. Там сидел Тилль, его друг десятилетней давности художник Маттиас Маттис и я. Мы выпили несколько литров кофе, повсюду валялись листы со стихами Тилля, со все более укороченными вариантами. И, кроме того, там же лежали иссиня-черные рисунки Маттиса. Эти рисунки ни в коем случае не комментируют стихи Тилля, скорее, они добавляют к ним какую-то тайную, только им посвященную мелодию.

Мне этот заключительный вечер в Мюнхене напоминает наш первый вечер в Берлине, несколько лет назад. Тогда около моей кровати в отеле стояла простая картонная коробка со стихами, которая в Мюнхене превратилась в прибившиеся к берегу обломки: в поэзию величайшего кораблекрушения наших дней. Мюнхен, лето 2013 Стихотворения: (орфография сохранена, но пунктуация - а точнее сказать её отсутствие - была дополнена мною) Симфония Идолопоклонство в моих ушах ваши скрипки, ваши трубы дайте мне жить ввысь и вглубь это дырка в моей заднице Входите Ценности Эй, народ, смотрите сюда Моя жизнь тяжела Ворую и лгу Обманываю и предаю Но завтра встану рано утром И со своими сокровищами отправлюсь на юг Эксперимент Все стоят. Все хотят это видеть. В огне находится Университет: Неудачный Эксперимент. И он горит Студент стоит Из протеста. Скачать adobe audition 3.0 кряк и русификатор бесплатно.

Держись за огонь. Остаётся только цемент, Когда рушится крыша. Смотри на звёздное небо: Оно красивое. Не играй с огнём, Когда тебе нужно тепло. И горит Студент. Я тебя люблю Как ты увидел во сне, Что я тебе говорю О том, о чём едва отваживаюсь подумать? День отца День за днем и час за часом Твоя кровь бежит по моим венам Минутами и секундами, Разбавленная страхом и холодными слезами.

Зажигание трактора т40а. Схема электрооборудования с двигателем Д37М-С1.

Ты остаешься в своем одиночестве. Один посреди шторма. Выкрикиваешь мне слова в ветер, Которые я не понимаю.

У меня твои глаза. Я тебя не знаю. Я ношу в себе твою кровь.

Я тебя больше не знаю. Ты остаешься в своем одиночестве. Один в глубоком море. Ночью во сне ты стоишь передо мной.

Ты мне больше не причиняешь боли. Элегия к Марии-Антуанетте Мадам, позвольте вам доложить: С вами случится нечто ужасное.

Rammstein Тилль Линдеманн

Хотим вас перед толпой людей Тотчас же лишить головы, Так случается в истории. Можно мне потом внедриться В рот над вашей челюстью? Я вас также хорошо запомню. Падёт сталь и без молитвы. Катится голова, ляжет на дороге Без туловища и без шляпы. Ещё тёплая, ещё тоже хорошая, И член уже стоит. Ах, было бы действительно жаль!

Инструкция пожарной безопасности на рабочем месте. Все помещения организации должны быть обеспечены первичными средствами пожаротушения, согласно нормам положенности, и оборудованы знаками пожарной безопасности в соответствии с требованиями НПБ 160-97 «Цвета сигнальные. Знаки пожарной безопасности.

Тилль Линдеманн И Лобода

Правила бьют, приличия колют. Лучше неаккуратно, чем снова никак.